ВСТАВАЙ СТРАНА ОГРОМНАЯ,
ВСТАВАЙ НА СМЕРТНЫЙ БОЙ

И забыть нельзя,
и вспоминать тяжело

Оловянная война ушла в небытие, как и наше детство. Игры сникли перед ФАШИСТСКОЙ СИЛОЙ ТЕМНОЮ, ПРОКЛЯТОЮ ОРДОЙ.

В конце июня четвертые, пятые и шестые классы нашей школы вместе с учителями эвакуировали на Валдай. Разместили на нарах в здании сельской школы. Каждое утро возили нас на полевые работы. А через полмесяца за нами стали приезжать родители и увозить домой. Мама приехала за мной 14 июля. Такой радостный день рождения незабываем.

В городе еще работали коммерческие магазины. После каждодневной пшенной каши дома все казалось лакомством. Младшие классы нашей школы тоже в обязательном порядке вывезли куда-то далеко. Поехал ли Коля с 3-м классом, или эвакуировался со своей мамой позднее, не знаю. Увидеться с ним не удалось. Мы надолго потеряли друг друга.

Фашисты охватили город кольцом. День 9 сентября запомнился особо. В разных районах возникли пожары от вражеских зажигательных бомб. Несколько дней пылали продовольственные Бадаевские склады. На зарево мы с ужасом смотрели с чердака. Ребят определили в дружины, и мы поочередно по нескольку часов дежурили на чердаке, спасая дом от зажигалок.

В октябре фашисты сбрасывать зажигалки перестали. Начались обстрелы и бомбежки. За нами закрепили квартиры, где проживали матери с малолетними детьми. Мы помогали им собраться и спуститься в бомбоубежище. Позднее, когда голод стал страшнее бомбежек, случалось, ребята заставали детишек, прижавшихся к груди мертвых матерей. Об этом тут же сообщали управдому. Детей отправляли в специальные приемники. А с наступлением ноябрьских холодов многие ребята сами обессилили. Дом затих. Несмотря на комнатную систему с длинными коридорами, где обычно резвились ребята, теперь жильцов встречала полная тишина. Изредка на лестнице встретишь кого-то. На лестнице черного хода лежали трупы.

Аюша умерла от старости перед самой войной. Теперь за водой на Неву и в магазин за хлебом ходил я один. Особенно труден путь за водой. Мама и тетя Инна работали. Хоть служащая, а все-таки карточка.

Дедушка, уйдя на пенсию, принялся писать учебник для ВУЗа по истории Древнего Востока. Он ослабел, да и годы брали свое. За ним требовался уход. Так что в школу я не ходил. Математикой занимался с дедушкой. Остальными предметами - самостоятельно, по мере желания, которое возникало далеко не всегда. Особенно после путешествия за водой с санками и ведром по жгучему морозу.

О блокаде вспоминать тяжело. Еще тяжелее писать. К тому же, о блокаде столько написано и отснято на кинопленку, что добавить практически нечего. Блокада коснулась всех жителей осажденного города в равной степени. Кто как переносил непомерные тяготы и лишения - в этом, и только в этом, заключалась индивидуальная разница судеб. Все остальные ужасы делились поровну.

Я несколько раз брался за перо еще в те времена, когда воспоминания были острее. Но именно острота их оказалась столь тяжела, что мне не удавалось, как бывало в детстве, уходить от действительности в выдуманный мир. Я снова слышал вой сирены. Тут же из мрака возникало слабое пламя коптилки. Лед в чашке. Жажда. Смерть дедушки из-за отсутствия кусочка хлеба - это трагедия на всю мою жизнь. И чем сытнее со временем становилась она, тем явственней давала о себе знать незаживающая душевная рана. В детстве мне удавалось уходить от реальностей в сказочный мир. Теперь, при воспоминаниях, уйти от ужасов блокады стало невозможно. Вот почему когда-то спасавшая меня сказка с таким трудом ложилась на бумагу.