Вернадский! В счастье трудно поверить…

Ничего доброго не сулил и наступивший 1921 год. И вдруг неожиданная радость. Пришел Вернадский. Он только что приехал из Симферополя. С дедушкой, другом его юности, не виделся более пяти лет. Их обоих коснулись такие события, что разговоры затянулись на несколько вечеров. Владимир Иванович, будучи в Киеве, организовал в 1918 году Украинскую Академию наук, став ее президентом. Привез трагическое известие о гибели сестры Михаила Ивановича Натальи при нападении махновцев.

Рассказал о вынужденной поездке в Крым на лечение после болезни, о карательных мерах "беспогонных отрядов военных узурпаторов", как он выразился, против зажиточного населения. Расправлялись под предлогом сочувствия Врангелю. За одну внешность и привычку к трости, от которой он в Крыму избавился, его несколько раз патрульные задерживали прямо на улице. Спасало удостоверение ректора Таврического университета.

Но никакие трагические события не способны отвлечь академика от насущных дел. Днем Вернадский наносил визиты ученым, которые, по его мнению, могли бы помочь в организации комиссии по изучению производительных сил на основе живого вещества. Создание такой комиссии он считал важным для постановки научных работ в области геохимии. Новой наукой он предполагал заняться вплотную в Петрограде.

Еще в первый вечер Владимир Иванович обратил внимание на кипы книг, возвышавшихся почти до потолка. Соотношение занимаемого ими места и свободного пространства в комнате привело гостя в недоумение.

- Как вы здесь размещаетесь вчетвером? Ума не приложу.

Михаил Иванович ютился в одной комнате вместе с двумя дочерьми и сыном.

- То, что ты видишь, лишь толика склада, - ответил Михаил Иванович. - Тут и в двух сундуках в коридоре самые старые и ценные книги. Остальными доверху забита кладовка на кухне к неудовольствию жильцов, подселенных к нам при уплотнении "буржуев".

Мы здесь тоже вроде подселенцев, что составляет особую угрозу библиотеке. Квартира эта, как ты знаешь, не наша. Она раньше принадлежала сестре покойной жены. Библиотека перекочевала сюда из Машука по неслыханному в нынешние времена случаю. Крестьяне, зная, как мы дорожили книгами, снарядили целый обоз. Доставить его санным путем из Тверской губернии в Москву - риск немалый. Спасибо им.

- Да, неслыханно. Это их ответ на заботу Ивана Ильича. Крестьяне в Машуке бед не знали. Я по дороге сюда задержался по делам в Тульской губернии. Разыскивал нужного мне ученого. Боже! Что я увидел там! Все деревни переполнены обломками утвари, награбленной в усадьбах. В грабеже участвуют подростки. Оправдание грабежа вдохновителями экспроприации - та почва, на которой придется строить воспитание нового поколения. Если такое возможно в деревне с ее недавним патриархальным укладом, тогда что прикажете ожидать от духовно опустошенных кабацкими нравами городских рабочих. Увиденное мною при взятии Зимнего дворца участниками Октябрьского переворота не сопоставимо ни с чьим историческим прошлым по своей дикости. Дворцовая церковь, комнаты Николая I и Александра II были превращены в нужник*

О надругательстве в церкви Владимир Иванович высказался еще хлеще. Как товарищ министра Временного правительства, он был задержан вместе с другими участниками экстренного заседания 25 октября.

- Нас, - продолжал Вернадский, - несколько часов держали под арестом во дворце. Помнится, министры говорили, что позор быстрой капитуляции городского гарнизона блекнет перед позором тошнотворного поведения захватчиков Зимнего. Я совершенно согласен. Такое скотство - за пределом человеческого разумения. Вознесенные большевистской пропагандой чуть ли не до небес герои Великой Октябрьской, сперва преподносят нам ее величие на грязной, а потом на кровавой тарелке. Я имею в виду не только расправу со многими министрами Временного правительства, в список которых чуть было, не угодил сам, но и Гражданскую войну. Ее ужасов я нагляделся в Киеве.

- Как же тебе удалось создать там Академию?

- Был уже 18-й год. Война поутихла. Но об этом в следующий раз. На дворе темнеет. Надо поторапливаться. Вы лучше о себе расскажите, - обратился он к детям Михаила Ивановича.

- Притерпелись кое-как. Мне удалось устроиться переводчицей. А вот папины историко-философские знания пока не востребованы,- посетовала Ирина Михайловна. - Мика увлекается радиотехникой. Ася помогает нам по хозяйству. Ване удалось каким-то образом добраться до Праги. Когда особенно трудно приходилось, нам помогал Андрей Павлович. Он быстрее нас нашел работу. Дает частные уроки по английскому и немецкому языку.

- Не знал, что Андрей Павлович живет у вас. Кстати, где он? Я вспоминал о нем в Киеве. Случай привел заинтересоваться одной давней историей, драматической, которая произошла, возможно, с его родственницей.

- Андрей Павлович дает уроки по вечерам. Скоро должен придти. Перед сном мы всегда собираемся за общим столом.

От вечернего чая гость категорически отказался. На улице стемнело.

- Извозчика трудно будет найти. Говорят, неспокойно еще в Москве. Надеюсь завтра увидеть вас всех. А с завалом книг, - обратился он к Михаилу Ивановичу, - постараюсь тебе помочь. Поговорю с Кропоткиными. У них места хватит для всей библиотеки. Там она будет в полной сохранности. Их дом не тронут. К Петру Алексеевичу, не то в шутку, не то в серьез, Ленин обращается не иначе как "товарищ князь". Старик, увы, плох. Ему под восемьдесят уже. Домочадцы помогут перевезти книги. Завтра с утра, мы договорились, я снова заеду к князю. Он необходим для поиска нужных мне людей.

- Как? Ты не прекратил заниматься политикой?

- Вспомни. Прежде чем князь стал бакунистом-анархистом, он, как географ и геолог, принимал участие в научных экспедициях. Он знает адреса ученых геологов необходимых мне для подбора комиссии, о которой я тебе говорил. В одиночестве я не сдвину биохимию с места.

Три последующих вечера Вернадский до отъезда в Петроград провел у Петрункевичей. Все подробности его жизни в Киеве и в Крыму были исчерпаны. При встрече с Андреем Павловичем речь зашла о его родственнице, возможно дальней, следы которой Владимир Иванович пытался разыскать в Киеве.

- Не доводилось ли вам, Андрей Павлович, слышать о баронессе Людмиле Львовне Шлиппенбах? Она примерно вашего возраста. В молодые годы жила в Киеве.

- Дайте подумать... В Киеве, говорите. За двести лет род наш так разросся, что за ветвями и ствол нашего древа не всегда различишь. А что там случилось с ней?

- От сотрудниц Академии я случайно услыхал фамилию Шлиппенбах и насторожился. История оказалась давней, еще во времена их студенчества. По слухам печальный исход ее замужества послужил причиной нервного срыва бедной женщины. Родители мужа, якобы, спровадили ее в больницу. И до сих пор о ней ничего неизвестно. А муж Людмилы будто бы оставил сына на попечение своих родителей, уехал куда-то и там завел вторую семью.

- Если слухи верны, и родители мужа таким безжалостным образом отстранились от Людмилы Львовны, то каково было ее сыну?

- Потому я решил узнать подробности, в надежде, что сумею помочь. Одна из моих сотрудниц когда-то дружила с Людмилой Львовной. Пыталась ее разыскать. Но безуспешно. Никто из этой черствой семьи не жил в Киеве. Фамилию ее мужа за давностью лет она запамятовала. И тут я узнаю, что та самая подруга оказывается, вместе с Людмилой Львовной, была задержана полицией за участие в студенческих волнениях. Это уже след. По протоколам допроса можно установить фамилию Людмилы после замужества, а значит, и ее сына. На случай, если его действительно оторвали от матери.

- Но разве можно найти полицейские протоколы после всех передряг военного времени?

- Я отлично понимал, - продолжал Владимир Иванович, - у новых борцов за свободу личность человеческая исчезает перед целым * Но как президенту Академии мне власти пошли навстречу. Распорядились найти полицейские архивы. И, представляете, нашли!

- Просто невероятно. Впрочем, у чекистов есть все основания беречь архивы царского времени. Они знают свое дело...

- Но протоколы не пролили никакого света. В них она значилась только как баронесса Шлиппенбах. Такого-то года рождения, задержана по такому-то поводу. Указан ее киевский адрес, который давно устарел. Данные имелись только об ее отце - бароне Льве Антоновиче Шлиппенбахе. Она скрыла свою новую фамилию, видимо, не желая впутывать мужа. Тем самым облегчила поиски протокола, но полностью исключила возможность найти ее и сына.

- Мальчик теперь уже стал юношей, - задумался Андрей Павлович. - А нет ли родственников у Людмилы Львовны, сестер или братьев?

- Я думал об этом. Наводил справки о Льве Антоновиче. Других детей у него не было. Только одна дочь Людмила. Сам же он был полковником. Служил в киевском военном округе. Награжден орденом Святого Станислава II степени. Может быть, эти данные вам что-нибудь подскажут.

Выведут на знакомых его однополчан. Награждение орденом - событие памятное.

- Вы сказали, Людмила Львовна примерно моих лет. Значит, ей где-то сорок с небольшим. Брошенная мужем дочь полковника при регалиях - это вполне подходящий повод для пересудов. Молва на хуторах - не чета городской. Ни версты, ни красный террор ей не помеха. Есть у меня одна зацепка. В Москву из-за начавшихся гонений на церковь тайком пробираются священники. В глухих местах они на виду, а в большом городе легче укрыться. Кое-кого я знаю. Тоже тайком встречаюсь. Помогаю, чем могу. Некоторым хлеба купить не на что. Среди них есть бежавшие с Украины.

- Вы удивительный человек, Андрей Павлович. Окажите и мне одну услугу. Жена моя Наталья Егоровна собрала в дорогу тяжеленный чемодан. Я рад был бы от него избавиться. В Москве сейчас не до официальных приемов. Мне не нужно столько одежды. А священникам она пригодится.

Действительно, удивительные люди были в то время. Папа мой стал близок к основанной позднее катакомбской церкви. В ссылках, находясь под надзором, на ночь укрывал на дому священников. Тому я уже был свидетелем. Владимир Иванович Вернадский, благодаря своему поручительству, спасал от ареста ученых, вызволял из ссылок геологов, других специалистов, убеждая соответствующие органы в значимости осужденных для науки.

Когда Владимир Иванович, уже будучи директором Радиевого института, при Академии Наук, вернулся в 1926 году из Сорбонны, где читал студентам лекции по геохимии и проводил исследования радиоактивности совместно с Марией Склодовской-Кюри, у него были крупные неприятности по поводу нарушения сроков пребывания в Париже. Не взирая на это, он приехал в Москву хлопотать за дедушку и папу. Михаил Иванович отбывал ссылку в Великом Устюге. Андрей Павлович - в Тобольске. Мама поехала к нему. В городе Тобольске я и родился. Тетю Ирину и дядю Мику пока не тронули. Вернадский остановился у них на Сивцевом Вражке.

Дедушка до революции был профессором. Вел курс Древнего Востока, читал лекции по истории зарубежной философии. Следовательно, имел прямое отношение к науке. Это давало повод прислушаться к авторитетному академику. Дедушке сократили срок ссылки. В 1927 году он ввернулся в Москву.

На участь Андрея Павловича никакие доводы не подействовали. Он же барон, разводили руками во всех инстанциях, куда обращался Владимир Иванович. Далек от политики? Значит близок... и так далее. Далее так провел папа остаток жизни. В гнетущем кошмаре которой, аресты сменя-лись ссылками, ссылки - арестами. На нем, как на тысячах других непо-винных, НКВД в 30-е годы выполняло свой план.
_____________________________________________________

*Наталья Ивановна Петрункевич, в замужестве Конисская, возможно знакома читателям по портрету Н.Н.Ге. Ее портрет был опубликован в журнале "Огонек" за 1994 г. к столетию со дня смерти художника

*Вся прямая речь академика Вернадского передана слово в слово по сверенным мною записям в дневниках самого Владимира Ивановича. (Киев. Издательство "Наукова думка". 1994 г.) - (Н.Ш.)

*Эти слова занесены в дневниковые записи Вернадского. При разговоре на них, естественно, обратила внимание Ирина Михайловна Петрункевич. Она даже сделала пометку, сравнив эту фразу с крылатым выражением Достоевского "о слезах ребенка".