Часть шестая

ВО ГЛУБИНЕ ХИБИНСКИХ ГРУД

Землеройные машины часто застревали в груде камней. На пути технике то и дело попадались огромные валуны. Даже мощному бульдозеру сдвинуть их с места не удавалось. Валуны приходилось взрывать. Затем вывозить камни на тачках. Мы складывали их на твердом промерзшем грунте в длинные ряды, как будущий строительный материал. Тут тебе и утренняя зарядка и пробежка взамен недавней строевой. Тоже на свежем воздухе, но в городе Пушкине, где летом начиналась моя армейская служба.

Тогда хотел я описать
Сортир на триста -оп
Туда всей ротой ходят -ать,
Он длинный как окоп.
Сортира вид меня сразил.
Я волю дал перу.
Но нецензурный слог мне был
В те дни не по нутру.

В Пушкине казармы располагались неподалеку от Орловских ворот Екатерининского парка. Такое соседство тоже потрясало своими контрастами. После вольготной жизни и упоения театром особенно угнетала строгая воинская дисциплина и подъем в шесть утра. В части я впервые услышал слово ЦУКАС, что означает - Центральное управление капитального аэродромостроения. И вот, как видите, довелось на себе испытать и значение, и назначение полка, входящего в ЦУКАС. Нас отправили в Заполярье строить аэродром для недавно появившихся реактивных самолетов. Расстояние между отметками пролагаемой среди камней и корней взлетной полосы взглядом не охватить. А сколько рулевых дорожек, дренажных сооружений и других работ будет взвалено на солдатские плечи даже представить себе невозможно. Да и не надо. Представить себе столь длительное пребывание в условиях Заполярья было выше моих сил.

Армейский быт груб. То, что вчера не укладывалось в сознании, теперь вошло в речь. Даже офицеры порой пересыпали ее легким матком. Что же тогда говорить о солдатах. Слово "бокал" вызвало бы смех, пуская по кругу бутылку. Постепенно и я свыкся с подобным "сервисом", сидя на корточках в снегу.

Если горн твоей жизни остыл - кали,
Кали до красна свое горнышко !
Я с читателем в мыслях бутылками
Ныне чокаюсь, дуя из горлышка.

Читатели - это, конечно, друзья, благодаря письмам которых удалось выдержать непомерную стужу, как на воздухе, так и на душе. Вава посылал короткие, по деловому сдержанные, взбадривающие письма. Костя писал длинно и обстоятельно, но редко. Витя в основном лишь отвечал на мои письма, сообщая свою реакцию на содержание моих. Потому они несли довольно скудную информацию о том, чем блистала его жизнь на брегах Невы. Зато от Коли я получал иногда по два письма в неделю. В первую очередь ему я обязан, живя от письма до письма, неоценимой моральной поддержке, спасшей от уныния при столь резком изменении ус-ловий жизни. Об этом красноречиво говорит тон моих писем.

На карте город Мончегорск
Кружком означен не всегда.
И хоть здесь климат очень жёстк,
Сам город - право хоть куда!
В нем бани есть, кино, пивные,
Есть фонари и мостовые,
Клуб Металлург, родильный дом ...
И тишина царит кругом.

И вот, однажды, утром рано,
В час лучший девственного сна,
Когда свинцового тумана
Исчезла в небе пелена,
И над пожарной каланчой
Взыграл луч солнца золотой,
Полк с диким скрежетом колес
Вступает в город Мончегорск.

Естественно, нас разместили не в городе, а на месте строительства аэродрома, на огромном пустыре, расположенном неподалеку от железно-дорожной ветки Мончегорск - Оленья. Вскоре наш пустырь возымел свою станцию с построенной солдатскими руками платформой. С появлением офицерских домиков здесь стали останавливаться пассажирские поезда, но в основном поступали грузы: металл, доски, кирпич, необходимые в первую очередь для строительства казарм.

Приятно с холода в казарме
Забраться в теплую постель.
Я побывал сегодня в Парме -
Кино привозят нам теперь.
Смотрел я "Пармскую обитель".
Да, Парма вам не Мончегорск.
Как пустыря оседлый житель,
Забыл былой я блеск и лоск.
Зато увидел на экране
Иную жизнь, иной простор.
На днях тут ветер забуянил.
Лавину снега сбросил с гор.
До крыш и выше (случай редкий)
Засыпал целое село.
Чирикнул воробей на ветке.
На Север что его влекло?

Бело. Как будто всё из воска
Искусной сделано рукой.
Вдали завод лишь мончегорский
Не восковой дымит трубой.
Перед казармою палатки
Стоят в два жидкие рядка,
И валуны кругом - остатки
Прошедшей массы ледника

Куда ни глянь - Хибины горы
Под небо дыбятся хребтом.
Правее, что-то вроде бора
Из куцых сосенок, а в нем
Еще снега лежат не тая,
Хотя прошло уже полмая.

Интересующие друзей географические координаты моего местонахождения я указал, климатические катаклизмы описал, сама же служба изо дня в день столь однообразна, что приходилось, дабы не повторяться, находить другие мотивы.

Хожу, брожу
                    туда и сюда
По дорогам непроторенным.
Ищу весну.
                    В мои года
Надо же быть в кого-то влюбленным.
У вас, например,
                    весна уже дама.
Что? Скажете, красная девица!
Зато у нас
                    никакого срама
Еще не видело ее тельце.

Иду, весну глазами выев,
Груди - почки
                    набухли, вижу.
"Здрасте!" - Я кивком головы ей.
А ее уже нет.
                    Скрылась огненно-рыжая!
Вхожу в раж.
                    Но тщетны поиски.
Каждый куст норовит выстегать.
Ноги в грязи,
                    ест пот виски.
А попробуй сыщи - символистика!

Так на разные лады, в основном с Колей, пытаясь даже подражать Маяковскому, упражнялись мы в эпистолярном жанре. Как-то Коля вздумал писать мне по-английски. Я вынужден был отвечать ему, пользуясь словарем. Сам по себе этот факт ничем не примечателен, если бы не удивительные последствия. Когда по соседству с нашим, вырос лётный городок, появилась еще и школа. До Мончегорска путь для детей слишком далек и ненадежен. И тут меня вызвал комбат и объявил, что я временно командируюсь в школу преподавать английский язык в пятом классе.

-Но я не могу, я не знаю английского.

-Писать можешь, десять классов имеешь, значит по учебнику разберешься. Английский в пятом классе, как русский в первом. Ступай, го-товься. От работы с этой минуты освобожден. У старшины получишь новую форму. В школе дадут пособие и учебник.

Так я попал в учителя. Вряд ли наша с Колей переписка перлюстрировалась кем-то в части. Просто в казарме все и вся на виду. Достаточно было взводному увидеть словарь на моей тумбочке.

В сентябре учеба началась. Моя и ребят одновременно. Я честно признался ребятам, что английский знаю в пределах изучаемого урока. Потому мы в одинаковом положении: не выучил урок, или забыл пройденное, дальше с места будет не сдвинуться. Как в математике. Времени на подготовку у меня было предостаточно. По расписанию уроки иностранного далеко не ежедневные. Главное, дисциплину суметь держать на уроке. Это мне удалось с самого начала. Возможно, солдатская форма возымела действие. Ни тебе подъема по утрам, ни хождения строем в столовую и на работу. Не служба, а сплошная лафа. Даже жить перебрался в каптерку к старшине. Он был однофамильцем известного киевского оперного певца Гмыри, о чем ранее представления не имел. Артист Гмыря несколько раз приезжал в Мариинку, пел Сусанина, князя Галицкого по-русски, а Мефистофеля по-украински, и удивлялся почему в зале раздавался смех, когда вместо слова "бежим!" он пел "тикаем!"

В школе, если после пройденного урока оставалось до звонка время, я ребятам рассказывал о театре, передавал в лицах содержание некоторых опер. Ребята слушали с интересом. Часто даже готовы были остаться после занятий, так как английский был пятым уроком. Полярная ночь еще не наступила и я позволял такую вольность. Придумал и другой способ привлечь ребят. Предложил добровольное участие в конкурсе приятных сюрпризов. Желающим предлагалось к следующему уроку по-английски написать название рассказанной оперы и имена запомнившихся героев. Победителю в качестве приза-сюрприза полагалась запись в дневнике с благодарностью за прилежание и хорошее поведение. Обычно в дневнике учителя пишут лишь замечания. А тут благодарность. Ребята откликнулись охотно. Чего только они не понаписали. Но польза была в том, что им самостоятельно, забегая вперед, приходилось заглядывать в алфавит. Как-то дошла очередь до "Пиковой дамы". Слово "пики" разрешалось написать в русском звучании. Я и сам не знал английского названия карточной масти. Большинство так и написало: "The woman of pik". И только одна девочка, дочь летчика, заслужила приз. Не за то, что узнала как англичане именуют "пики". Она запомнила главное: героиня оперы - графиня. Стало быть - "Ledy of spade". Отсюда напрашивался вывод о более высоком интеллекте летчиков в сравнении с офицерами стройбата. Особенно с лейтенантами, недавними сверхсрочниками.

Через два месяца появилась учительница. Я бы не сказал, что вздохнул с облегчением. От курса, как оказалось, мы не отстали, пройденный материал ученики знали, даже с некоторым опережением, благодаря сюрпризным конкурсам. Ребята не хотели со мной расставаться. Мне даже неловко стало перед новой учительницей. Из школы в нашу часть была направлена благодарность. Комбат майор Бекаревич тоже не остался в долгу. Он зачитал перед строем приказ командира части о присвоении мне звания младшего сержанта.

На том моя служба среди груд камней в дренажных канавах, слава Богу, закончилась. Сперва комбат взял меня к себе в штаб посыльным, а затем отправил в командировку в Саратов для получения строительной техники. Командировка знаменательна тем, что на обратном пути, подъезжая к Москве, я познакомился с Ниной, моей будущей женой.

Благополучно доставив технику, меня ждал ряд других перемен. Самая замечательная из них пришлась на последние полтора года службы. Я стал жить на отшибе, метрах в пятистах от расположения части в бревенчатой избе у подножия горы. Изба скрывалась от проезжей дороги куцым лесочком, и походила бы на шикарную дачу, если б она не была приспособлена под ДЭС.

Отныне в мою обязанность входило обеспечение надежной работы дизельной электростанции. Предназначалась она для бесперебойной подачи электроэнергии на радарную установку, появившуюся недавно на вершине горы. Строительство аэродрома полностью еще не было завершено, но первые самолеты уже появились.

Служба в армии не стоила бы столь подробного описания, не окажись я в условиях, о которых солдатам и не мечталось. Офицеры здесь бывали редко. Три электрика, три дизелиста, механик и я - вот и все мое отделение. Работа была посменная, круглосуточная, очень ответственная. Потому весь персонал тоже жил здесь в специально отведенной комнате. Я занял небольшой кабинет, который одновременно служил и спальней.

Вот чем обернулась в конце концов Колина выдумка переписываться по-английски. Такие письма требовали дополнительных усилий. Он давно от них отказался. Но удивлять необычным проявлением дружеского участия продолжал.

Узнав о моем переселении в "загородный дом" с отдельным кабинетом, он, всегда страдавший из-за отсутствия денег, вдруг высылает мне 100 рублей для приобретения двухканального радиоприемника "Москвич".

Во глубине Хибинских руд
Достойно твой отмечен труд.
Спишь в кабинете! Но на чёрта
Тебе он сдался без комфорта!
Я шлю с повышенной стипендии
Основу содержанья "кренделя".
А дырки от его восьмерки
Пускаю в дело, как в Нью-Йорке.
Ведь люди там, живя под нами,
Недаром ходят вверх ногами.

Строки эти, мелким почерком написанные прямо на бланке почтового перевода, и растрогали, и рассмешили меня. Приемник купил в Мончегорске сразу же, выйдя из почты. В комнате действительно повеяло чем-то домашним. Теперь у меня вечерами часто звучала музыка. Вечера не казались такими долгими и унылыми, как прежде. В моих письмах к друзьям все чаще стали появляться мажорные интонации. С пуском радара служба хотя и была подчинена строгому распорядку, но она обрела очертания новой жизни, далекой от строевой. Беспросветная полярная ночь, и та не так угнетала. Доказательство тому -

Вдосталь налюбовавшись разноцветными всполохами Северного сияния, похожего на колышущуюся бахрому театрального занавеса, я спустился в подвал рассортировать и разложить по полкам привезенные со склада детали. В подвале хранились запчасти к электрооборудованию и канистры с машинным маслом. И вдруг на холодном бетонном полу обнаруживаю крохотных, еще совершенно голых крысят, копошащихся возле тела мертвой матери. Крыса, видимо, доползла сюда, отравленная кем-то в близлежащих домах. Пять шевелящихся тел, наподобие коротких кишечек с длинными червеобразными хвостиками, вызывали и жалость, и брезгливость одновременно. Что с ними делать? В казарме такой вопрос и стоять бы не мог. А здесь захотелось постараться их спасти. Но как? Поборов ощущение брезгливости, я подобрал всех пятерых, сунул их в подол гимнастерки и поднялся наверх.

-Нашего полку прибыло! - Сообщил я солдатам, стараясь перекричать шум работающего дизеля.

Ребята решили, что наш бравый "ефрейтор", то бишь кошка Муська, на днях одарившая нас четырьмя новобранцами, не до конца окоти-лась, и, как были с масляными руками, бросились ко мне.

-Фу, что это! - поморщился механик Саша Тхагазитов, заглянув в мой подол.

Не вызвало особого восторга новое пополнение и у остальных.

-И все же эти твари живые, сказал я, подходя к двери своей комнаты.

Ребята последовали за мной. Убранство ее состояло из письменного стола, разумеется с создающим комфорт радиоприемником, стула, двух табуреток, чугунной печки и топчана с соломенным матрасом, застилавшимся днем под тахту. Когда мы всей гурьбой втиснулись сюда, кошка и глазом не повела. Она хорошо знала всех, и за котят не тревожилась.

-Боюсь, заест крысят ефрейтор Муська. Разве за ней уследишь.- Высказал опасение Саша. Ребята с ним согласились.

Впрямь незадача. Да и на какое довольствие ставить крысят, как их выхаживать? Молоко в солдатский рацион не входило. Ветеринария в инструкции по эксплуатации дизельных генераторов - тоже. Проблема казалась неразрешимой.

-Может у поваров офицерской столовой молоко бывает, - предположил механик Тхагазитов.

-Может бывает, но молоко необходимо сейчас, сию минуту. Похоже, жизнь их уже на волоске, - отрешенно сказал я, мысленно прокручивая иной выход из положения.

Еще будучи на гражданке я видел в городском зоопарке кошку, сидящую с мышами. Да, да, я хорошо помнил, она не только сидела с ними, она лизала их.

-Заберите Муську, накормите ее колбасой, мясом, чем хотите, но чтоб до отвала, - распорядился я, - а котят оставьте здесь.

-Дежурному тоже пора на пост, - добавил механик.

Ребята вышли, прихватив кошку. Саша с любопытством наблюдал за моей процедурой. Расстелив на топчане бушлат, я стал обмывать крысят марлей, намоченной в теплой воде. Затем осторожно завернул их в фланелевую портянку, и стал по одному натирать каждого об спинки котят. Хотя при этой сложной операции Саша "ассистировал" мне, действовать приходилось очень аккуратно.

Не толще пальца немощные тельца голышей. Крепко боязно ухватить, а растревоженные котята сопротивлялись. Пришлось повозиться. Надо же как-то сбить Муську с толку. Хотя бы запахом ее сосунков.

Теперь наступил самый ответственный момент. Муська, разомлевшая после сытной еды, дремала на подстилке с котятами. Самое время подменить их крысятами.

Наблюдателей отправили за рукавицами на случай агрессивного восприятия Муськой нашего посягательства на ее материнские права. Муська же, не подозревая никакого подвоха, блаженно подремывала. Саша стал почесывать ее за ухом. Она громко замурлыкала от удовольствия. Напряжение наше дошло до предела. Я поднес к кошачьей подстилке портянку с крысятами. Чтобы не насторожить разнеженную мамашу, двух котят ей оставили. Остальных перенесли на тахту. Их необходимо поглаживать вывернутой мехом наружу рукавицей. Все же - шанс избежать писка. Начинаю подсаживать крысят. Беру одного, другого, ни один в моих руках к соскам не притронулся. Словно объявили голодовку. Может, кормясь на холодном полу, они в кучке согревают друг друга? Ни на шаг против своей природы, экие упрямцы! Сгрудил их, легонько подталкивая к Муськиному телу. Когда мордочки крысят сами уткнулись в теплое, пахнущее молоком тело, картина изменилась. Вижу, тельца напряглись, хвостики вытянулись и мелко - мелко задрожали. Наконец-то! Крысята жадно впились в соски своей великорослой кормилицы. Главное теперь - не насторожить Муську.

Принесли двух остальных котят. Лучше, если Муська увидит свое семейство в полном составе. А что делать с крысятами? Унести, значит ничего не добиться

Оставить с котятами? Уж больно приемыши от них отличались, и, увы, не в свою пользу. Риск! Но куда денешься. Напряжение не спадало. Ребята на всякий случай надели рукавицы. В них защита крысят от быстрой "мамочкиной" реакции усложнялась. Нелегко мгновенно среагировать, защищая жертву в этом большом разнородном семействе.

Не знаю, что повлияло на Муську. Наше ли присутствие, она нас всех любила, а за мной вообще бегала как собачонка, отсутствие ли настораживающего крысиного запаха, или что-то еще, но ожидаемой вспышки охотничьего инстинкта не последовало. Заметив крысят, Муська резко поднялась и... не выпуская когтей, быстрыми движениями лапы слегка подбросила крысенка. Наклонилась к нему. Саша уже готов был схватить ее за шкирку, руки ребят в рукавицах напряглись. Но ничего страшного не последовало. Муська еще раз тронула лапой одного из крысят. Тот не шелохнулся, обмякнув от сытости. Это, видимо, и спасло положение. Стоило ему шевельнуться, реакция могла быть иной. Настороженность Муськи постепенно перешла в ленивое равнодушие. Для ее большего спокойствия я протянул ей котенка. Она обнюхала его и стала лизать. Проделать то же самое с крысенком я не рискнул. Всему свое время.

Две недели все наше отделение жило в обстановке повышенной боевой готовности

Настороженность Муськи принимала различные формы, так что приходилось быть начеку. Ночью мы ее на "детскую" половину не пускали. Держали в общей комнате с солдатами. В дневные часы мне часто приходилось бывать в штабе. С заверенной там заявкой на необходимые запчасти к генератору, на дизельное топливо, на уголь и дрова для отопления здания ДЭС, шел на склад. Оттуда - в автобат. Так что в безделии в моем теплом кабинете не очень-то посидишь. Отчетность тоже лежала на мне. В мое отсутствие комната с хвостатым личным составом запиралась.

Недовольство таким распорядком наиболее рьяно выражали котята. Они пищали и пытались выползти из огороженного закутка. Ефрейтор Муська не сразу, но все же вынуждена была подчиниться новому порядку. Ничего не поделаешь: армия - это прежде всего дисциплина. Даже для тех, кто привык гулять сам по себе. Зато во время кормления наш ефрейтор, наверно, чувствовала себя генералом, так как мы застывали будто по команде "смирно", подобострастно заглядывая ей в глаза. А глаза ее подозрительно расширялись, если крысята стремительно бросались к ней до того, как она соизволит разлечься. При этом она непременно старалась поддеть лапой то одного, то другого крысенка. Случалось такое и после кормления, когда Муська вылизывала котят, а крысята оказывались между ними. Это не полное неприятие, но тем не менее...

И только после того, как крысята стали обрастать густой шерсткой, Муська окончательно их приняла. Боевая готовность была отменена. Победа одержана, важная и необычная. Победа над звериным инстинктом. И одержать ее удалось благодаря привнесенной каждым из нас, восьмерых, капельки своей доброты. И упорства, конечно, шедшего от той же доброты. Без нее, как годами жить под одной крышей.

Питомцы наши окрепли и заметно подросли. Хотя жизнь и возвратилась в обычную армейскую колею, но она стала теплее. Котят мы отдали в соседний офицерский городок, а Муська мирно живет со своими приемышами. Крыс ни женам офицеров, ни их детям не отдашь, да мы бы и не отдали. Мы очень к ним привязались и они нам платили взаимностью. Такие резвые, забавные и совершенно ручные. Феб, Нимфа, Фея и Каллиопа, в случае отчитывания за провинность - просто Клёпа.

Одного выходить не удалось. Муська тут ни при чем. Котята тоже. Просто он был слабее других.

На свои клички крысята, даже став взрослыми, не отзывались, да и отличать их легче было по манере поведения, чем по внешнему виду. Но все они были очень умны, совсем не злобливы и на удивление чистоплотны, наперекор бытующему мнению о крысах. По ночам бегают по мне и мешают спать. А угомонившись, пытаются почему-то прикорнуть возле моей шеи. То щекотят, то царапнут невзначай. Во сне, бывало, резко сбросишь их с груди, и ни одна ни разу не укусила.

Крысы, воспитанные дома, - добрые и очень привязчивые зверьки. Любили лакомиться из рук, хотя сами в руки давались только мне и Саше Тхагазитову. Мы с ними возились. С другими ребятами они виделись редко.

Из комнаты, а тем более в машинный зал, выходить было строго запрещено. И как ни странно, многие запреты действовали. Зубатики-хвостатики знали, что нельзя подходить к папкам на письменном столе, грызть их. Ни в коем случае нельзя лезть по проводам на стене. Знали и соблюдали. Хорошо понимали интонацию моего голоса. Смешно было смотреть на провинившегося, когда начинаешь его отчитывать. Он улавливает строгие нотки и пытается скрыться. Ты его не пускаешь, и, с той же строгостью повторяя "нельзя", перед носом размахиваешь пальцем.

Нравоучение должно быть коротким, связанным с местоположением провинившегося в данный момент. Только так он запомнит. Умственные возможности воспитуемого не связаны с поиском пищи, он бегает и лазает непроизвольно. И вдруг его где-то на чем-то останавливают, меняя голос. Это запоминается. Крысы сообразительны, я не раз замечал.

А против природы не лезь, все испортишь. Прячь обувь, ремни, плотные пачки бумаги, толстые книги. Первенствовал тут Феб. На ремне моем сплошные прокусы. Он даже дрова, лежащие возле печки, любил грызть.

Он прямо бог
из крыс.
Он все, что мог
изгрыз.

При демобилизации жаль будет с ними расставаться. С собой их не возьмешь. В коммуналке не те условия, чтобы держать крыс. Не в клетку же их сажать. Они привыкли к свободе, да и к Муське привязались. И она к ним. Ее приемыши хоть и взрослые, а ростом с крупных котят. Вот она их и воспитывает до сих пор. Хорошо, что на Сашу можно оставить своих питомцев.

Разбирая бумаги перед сдачей дел Саше Тхагазитову, я решил использовать свободную папку для того, чтобы переплести накопившуюся почти за четыре года нашу с Колей Федичкиным переписку. Получился толстый том. Переплетая, перечитал письма за последний 54-й год. Одно из них просто нельзя обойти вниманием.

Гавриле Ильфа и Петрова,
Который всё и вся свершал,
Решил я дать свою обнову.
Гаврила в армию попал.

Служил Гаврила землекопом,
Гаврила твердь земли копал.
Дренаж на пустыре для стока
Воды Гаврила воздвигал.
Снимали там с Гаврилы стружку
Сержант и младший лейтенант;
Взял не кирку, весну в подружки
Гаврила, проявив талант.
И вдруг английские уроки!
Не зная сам ни бэ, ни мэ,
Заткнул Гаврила брешь с наскока
В своем и школьников уме.

Эксперимент не вышел боком,
Наоборот, триумфом стал.
Из ДЭС-избы электротоком
Теперь он пик горы питал.

Гаврила сам снимает стружку
С живущих в ДЭС-избе солдат;
И с ними чокается кружкой,
Пить из бутылки - нравов спад.

Свой кабинет. Свой свет в окошке.
Пора! Давно настал момент
Вновь провести эксперимент.
На этот раз - с домашней кошкой.

При вести этой для Гаврилы
В пере закончились чернила.
С перестановкой рифм и строк
О Нижнем будет эпилог.

Сказав себе: "Рискуй! Не трусь-ка!"-
Не спасовал, и кошке Муське,
Кормящей собственных котят,
Подсунул вскармливать крысят!

Так в ДЭСе крысы и живут.
Бдя, сон хозяйский стерегут.
Чуть - шорох, навостряют ушки,
Спя с Нижним на одной подушке.

Отъев солдатским хлебом ряшки,
Кошачьи восприняв замашки,
Теперь на возглас: "Кис-кис-кис!"
Сбегается семейство крыс.

Стихи с юмором прослеживают шаги моего почти четырехлетнего солдатского пути. Колей опущены лишь два штриха, связанных с моей командировкой. Нелегальный заезд в Ленинград на обратном пути из Саратова с целью вручить ему вороненка, отобранного у мальчишек, мучивших птенца. И второй, самый знаменательный в моей жизни штрих, - приезд ко мне в Заполярье Нины, с которой я познакомился в команди-ровке.

"Ефрейтор" Муська
тут как тут.
Кошки в армии - маршрут
На "губу" в казарме!
Не судьбы ли дар мне -
Уединенье в ДЭСе.
Где я согрет и весел.

Не думаю, что ироничный стиль изложения удержал Колю. Он, берясь за перо, и свои самые сокровенные дела облачал в шутливые тона. Так повелось с самого начала нашей переписки. В армии, особенно в первые годы службы, она стала бальзамом для души.

Конечно же, Коля был в курсе моего намерения жениться, просто посчитал, что это событие не имеет отношения к моему восхождению по шаткой служебной лестнице.

Нину взяли на работу в библиотеку летной части, выделили жилье. По случаю Колиного дня рождения мы послали ему поздравительную те-леграмму, тоже вроде бы в шутку, за двумя подписями: моей и Нины. Естественно, он сделал вид, что ничего не знал о ней. Тайна личных излияний всегда соблюдалась нами свято. Потому и ответ им написан в стиле сложившихся традиций. Не удержался, в знак ироничной солидарности, и от двух подписей: своей и Витиной.

Мы телеграмму получили,
Не разобрав ее спьяна.
За вас мы тост провозгласили.
Но, между прочим, кто она?

Кто дед ее, кто брат, кто дядя?
Была ли за границей мать?
Нельзя ж на внешность только глядя,
Себе подругу выбирать!

Читал ли ты ее анкету?
Была ли замужем она?
Тебе, бродящему по свету,
Особо бдительность нужна!

Юмор, точнее ирония, вполне в духе времени. Шел февраль 1954 года. Но Нина эту иронию поняла буквально, приняв на свой счет. Облачко окончательно рассеялось в Ленинграде на вокзале, когда Коля приехал ее встречать незадолго до моей демобилизации. Коля не только встретил Нину с цветами, но и познакомил с Витиными родителями. Коля ютился в одной комнате с мамой, вороном и котом, а у Витиных родителей всё же две комнаты. Осенью, по окончанию института, Витя отбыл в Арзамас по странному адресу: Москва. Центр 300. Радушием и гостеприимством Витиных родителей Нина пользовалась до моего возвращения.

Свою комнату для надежности я сдал в райисполком на все время службы в армии. Хлопоты по скорейшему ее получению легли на Нину.