Герман Ульрих воюет с портретом Бирона
Прямое отношение к литературе имеет внук коменданта Герман Ульрих Шлиппенбах, потому что сам был поэтом. Он также близкий родственник пылкого генерала и мой прапрадед. Герман воспитывался и рос с родителями в родовом имении Густава Вильгельма, обжитом еще при шведах.
С тех пор прошло более полувека. На престол взошла Екатерина Вторая. Юность Германа пришлась на времена "золотого века", немало способствовавшего формированию мировоззрения молодого поэта. Во всплеске журнальных публикаций неожиданно, словно в свежей струйке фонтана, всплыл крестьянский вопрос. Осторожно, по капельке, противоречивые мнения сошлись в одном. Какова цель созванной Екатериной Комиссии об уложении? Ведь не случайно в Комиссию вошли представители всех сословий, включая крестьян. Передовые умы надеялись на смягчение подневольного труда. Эта надежда высказана Германом в стихотворении "Klaine kasse". Поэтическое слово, если оно касалось дел государственных, юноша подчинял чувству долга и чести. Так его воспитали родители.
Иногда эти чувства выражались у него слишком импульсивно. Может быть, пылкость передалась ему по наследству. Так или иначе, но однажды она проявилась весьма своеобразно. Будучи уже воспитанником военной академии Petrino в Митаве, он покромсал шпагой портрет герцога Бирона.
Об ужасах бироновщины Герман знал лишь понаслышке. Но и этого было достаточно, чтобы таким образом выразить протест наличию подобного "аксессуара" в стенах академии.
Случай настолько из ряда вон выходящий по тем временам, что даже родители посчитали этот поступок проступком. А какова была реакция начальника академии? Ее не трудно представить.
- Вы позволили себе надругательство над сиятельным титулом герцога. Вы знаете, чем это грозит? - в гневе спросил генерал.
- Знаю только одно. Этот высокий титул у злодея Бирона не наследственный. Титул герцога он получил в Петербурге. Вашему превосходительству, конечно же, известно за что. Недаром после смерти императрицы Анны он был арестован и сослан.
-Не будем вдаваться в историю, молодой негодник. У меня не поворачивается язык называть вас бароном после содеянного. Я подчеркиваю, речь идет только о титуле, равном коронованным особам Курляндского герцогства.
- Я бы не ставил здесь знака равенства, Ваше превосходительство, дабы не запятнать светлейших особ нашего герцогства, у коих отец Бирона, кажется, имел честь быть конюшенным.
Генерал замялся слегка. Но затем продолжал.
- Из уважения к вашим родителям самым мягким наказанием за столь дерзкий поступок будет отчисление из академии. Кстати, некоторые из ваших стихов тоже заслуживают порицания.
- Возможно, если подходить к ним с поэтической стороны. С политической они не вызвали нарекания властей. Стихи написаны давно, к тому же по-немецки, так как направлены против злоупотреблений некоторых немецких дворян в своих вотчинах. Избавиться от такого порока было бы только к чести России. Но вы ведь, Ваше превосходительство, вызвали меня не затем, чтобы обсуждать стихи. Я готов ответить за свое деяние. Прикажете снять погоны? Слава может быть дурной, но честь таковой не бывает. Я имею в виду не только себя.
Такой, или примерно такой, диалог состоялся в кабинете. Даже если здесь имеет место домысел, то одно, несомненно. Разговор заставил начальника академии задуматься. Чья честь будет запятнана в случае отчисления провинившегося? Двойственность оценки происшедшего привела в замешательство почтенного генерала. Прояви он надлежащую строгость, инцидент непременно получит огласку. Как к тому отнесутся в Петербурге? Там Бирона вспоминают с проклятьями. Спокойнее будет замять это дело, решил генерал. И возмутитель спокойствия отделался всего лишь карцером.