Nota bene

Красуйся град Петров и стой
Неколебимо как Россия.

В этих словах Пушкина, обращенных к городу, есть что-то пророческое. Не правда ли? Празднование 300-летия Санкт-Петербурга воздало должное его красоте. Он выстоял в годы военного лихолетья столь же неколебимо, как Россия.

Мы, петербуржцы, не мыслим себя без Пушкина. Мое детство, можно сказать, началось с его сказок. Благодаря родителям, я многие из сказок Пушкина знал наизусть. В шестилетнем возрасте мне довелось декламировать их в качестве "чтеца за сценой" в домашнем теневом театре. В мои 13 лет Пушкин повлиял на нашу судьбу. В начале войны из-за немецкого созвучия фамилии Шлиппенбах нас чуть было, не выслали в 24 часа неизвестно куда. Мама тут же пошла к начальнику, подписавшему повестку, и процитировала Пушкина. Четыре строки из "Полтавы" спасли нас. Мы уже 232 года русские, уточнила мама, вызвав у начальника со шпалами на петлицах улыбку. Ободренная, она показала еще один документ. В нем значилось, что Анна Михайловна Шлиппенбах - урожденная Петрункевич-Бакунина. Фамилия Петрункевич в 1941 году уже ни о чем не говорила, а принадлежность к Бакуниным возымела действие на военного начальника. Не представляю, как бы я жил вне любимого города! "Мир вам, тревоги прошлых лет" - это опять Пушкин.

Ему я обязан пробудившемуся в зрелом возрасте интересу к историческим личностям из числа моих предков. Все они связаны с Петербургом. Все верой и правдой служили России. А началось все с Полтавской баталии. И крестным отцом той судьбоносной победы был, конечно же, Петр Великий. Судьбоносной для них, а по наследству и для меня тоже.

Я не мыслю себя вне России. Без ее берез, без полей и лесов, без ее северной столицы, в которой протекала моя жизнь. Мне в 90-е годы довелось побывать во многих городах Европы. Все они по-своему хороши и красивы. Но красота их чужая. Сравнение навело на мысль: многое обрели мои предки, чьей родиной стала Россия, с ее неповторимой культурой, искусством, литературой, величие которой начинается с Пушкина.

Еще одно стечение обстоятельств показалось мне стоящим внимания. Шестнадцатилетний Александр Пушкин посвятил одно из своих ранних стихотворений юной Екатерине Бакуниной.

Напрасно воспевать мне ваши именины
При всем усердии послушности моей;
Вы мне милее в день святой Екатерины
Затем, что никогда нельзя быть вас милей.

И некоторое время спустя - ей же, с еще более трогательным юношеским порывом.

Итак, я счастлив был, итак, я наслаждался
Отрадой тихою, восторгом упивался.

Внимание привлекли не столько стихи, они мне известны давно, сколько предпосланный первому изданию лицейских стихотворений поэта эпиграф. Он попадает в самую точку при сопоставлении нескольких пушкинских строф, обращенных к представителям нашего рода. Эпиграф гласил: "Aetas prima canat veneres, extrema tumutus", что в переводе с латинского означает: "Ранний возраст воспевает любовь, поздний - шум войны". С посланием к Бакуниной все ясно. Возраст поэта действительно ранний. А что в зрелом?

Автор этого изречения древнеримский мыслитель и поэт Проперций столь мало известен мне, что вряд ли я обратил внимание на эпиграф, если бы не любопытное совпадение имен, в разные годы воспетых Пушкиным. В 29-летнем возрасте Александр Сергеевич и впрямь обращается к шуму боя в "Полтаве".

Пальбой отбитые дружины,
Мешаясь, падают во прах.
Уходит Розен сквозь теснины,
Сдается пылкий Шлиппенбах.

К Бакуниным мы вернемся позднее. А сейчас...