Часть седьмая

ДРУЗЬЯ МОИ,
ПРЕКРАСЕН НАШ СОЮЗ!

Речь, разумеется, пойдет не о государстве, достоинства которого каждый из нас воспринимал сугубо индивидуально. Конечно же, взяв в заголовок известные пушкинские строки, я имел ввиду своих друзей. Они поддерживали меня морально на протяжении всей службы в армии. При возвращении устроили горячую радостную встречу, стали инициаторами торжества по случаю нашего с Ниной бракосочетания. Сами мы стол устроить не могли, будучи еще безработными.

Нина до брака не имела ленинградской прописки, да и взятая ею фамилия зеленого света для поступления на работу не давала. Моральная поддержка друзей стала приобретать черты материальной. Дабы не обидеть нас, изобретались разные поводы. А Витя Сморкачев без всяких церемоний прислал часть своей зарплаты. Да еще свою фотографию, где он сидит с грибной корзиной в лесу. На конверте - все тот же адрес: Москва. Центр - 300.

Костя Поляков тоже работал инженером на военном заводе, но в нескольких минутах езды на трамвае. С Тасей они уже обзавелись детьми. Старшему сыну Олегу исполнилось два года, младшему Диме - четыре месяца. Какое-то время после института Тася преподавала в школе английский, но теперь на первом плане - дети. И за Светой надо присмотреть, в школу отправить, вниманием не обделить. Хоть и школьница, а все равно ребенок. Так что Тасе не до работы теперь.

Зато вечерами для гостей всегда стол накрыт. Собираться у Поляковых вошло в правило. Гости приходили часто и в большом количестве.

Помнится, Костя жаловался мне в одном из писем: "Тебя нет, Вавы нет, все географы на практике, у нас с Витей диплом на носу, дом наш совсем опустел". Теперь все в сборе. Вава недавно вернулся из Арктики, только Вити нет одного. Вава Купецкий работает в Арктическом институ-те и учится в аспирантуре.

Я кормлюсь, печатаясь в газетах, но под псевдонимом. Фамилия моя непечатная. Так я стал не только в Колиных устах, а вполне официально Николаем Нижним.

В театре снова прозвучало предложение восьмилетней давности - "зайти завтра". С одной стороны театр был обязан принять меня на работу, как демобилизованного бывшего работника, а с другой стороны - нет законных оснований уволить осветителя, проработавшего на моем месте почти четыре года.

Компромиссное решение нашел Владимир Николаевич Милиант. Он добился согласия руководства театра оформить меня в машинно-декорационный цех на вакантное место с тем, чтобы я работал в редакции. Ермилов, возглавлявший цех, воспринял такое решение скрипя сердце, но противоречить начальству не в его духе. Появились и повод и возможность отметить это событие уже по нашей с Ниной инициативе.

За это время она сблизилась и с Тасей и с Даной. Так что застолье было обоюднотеплым как с мужской, так и с дамской стороны компании.

А наша дружеская компания постепенно разрасталась. У Кости часто стал появляться Хорст Шмидт, приехавший из ГДР. Он готовился стать славистом, учась в аспирантуре на филфаке университета. Майя Двоскина познакомилась с Юрой Истоминым. По окончанию университета она лишилась студенческого общежития. У Юры тоже не было жилья. Какое-то время они ночевали у нас. Спали на полу впритык со старой, повидавшей виды, оттоманкой. Ничто не сближает так, как трудности, преодолеваемые друзьями совместно.

Не знаю, с чьей легкой руки, с моей или с Колиной, у нас вошло в традицию при застольях по поводу... посвящать виновнику повода шуточ-ные стихи.

Появилась эта традиция еще в те времена, когда дарить было нечего и не на что. Смешной стишок служил подарком.

Дана, закончив географический факультет, занялась метеорологией. Чем не повод пройтись пером по данному поводу.

Кто такая эта дама?
Это, братцы, тетя Дана.
Она ходит на Неву,
Если подморозит,
Колет лед, и по нему
Делает прогнозы!
То ли дождик, то ли снег,
То ли будет, то ли нет...

Почему тетя? Хотя у Даны был брат и младшая сестра Зайка, тетей она пока не стала. Дело в том, что Вава в общении с друзьями с недавних пор надумал к именам добавлять приставку. Мы все оказались вдруг тетями и дядями. Тетя Майя, тетя Тася, дядя Коля... Вот я и решил использовать Вавочкино нововведение, благо Дана стала его женой. Вскоре нашей выдумкой преподносить стихотворные подарки решил воспользоваться Вава. Стрела его остроумия была направлена на меня. Он впервые побывал в Певеке. Это уже не просто Заполярье, это - Крайний Север. Там он летал в ледовую разведку на самолете.

Никак не обошел бы краха
Аэродром без Шлиппенбаха
В глухом туманном Заполярье,
Где не растет Иван-да-Марья.
Не попади он в эти дали,
Как самолеты бы взлетали !

В армию он мне стихов не писал. И все же, не наша ли традиция послужила в дальнейшем его пристрастию к стихосложению? Став со временем ученым - полярником, Вава в трудных условиях навигации посылал капитанам ледокольных судов радиограммы в стихах. Но пока что бегущее без оглядки время отсчитывало дни, месяцы и годы до защиты Вавиной диссертации.

А наши трудовые будни по-прежнему скрашивались постоянным дружеским общением. Я уже полгода проработал в редакции театральной газеты на, так называемой, "подвеске", числясь в штате у недоброй памяти Ермилова. Недоброй - скорее с его стороны, чем с моей. Он всё не мог забыть давнего - предавнего фельетона, где я посмел уверить читателей, что колонны рушатся в "Фаусте" не благодаря его наставлениям рабочим, а по мановению руки Мефистофеля. Кстати, он, этой набившей оскомину фразой, продолжает наставлять верховых рабочих в микрофон до сих пор.

Мне нравилась работа в газете под руководством такого опытного наставника, как Владимир Николаевич. Обратно, в осветители я уже не очень-то и стремился. Работал в основном днем, вел сатирический отдел в газете. На чем и споткнулся. Сам не насторожился и Владимира Николаевича не насторожил. Оказывается, на одной из принесенных художником карикатур, среди вцепившихся в телефонную трубку персонажей, одно лицо походило на Ермилова. Ермилов взъелся не на Милианта, не на художника, а на меня. Дошел до Обкома профсоюза. Прибыла комиссия. Признала нарушение трудового кодекса. Пришлось, чтобы не подводить руководство театра и Владимира Николаевича, идти разгружать фуру, отвозя и привозя со склада объемные декорации.

В новом "амплуа" встреча с осветителями и артистами мне никак не льстила. Через неделю уволился.

Поехали мы с Ниной искать счастья в станицу Успенскую под Армавиром. Там жили ее родственники. События так складывались, что невольно приходится удаляться от заявленной в заголовке темы.

Да. Жизнь наша без друзей гроша не стоила б, ей-ей!

Правота этих строк очень скоро подтвердится. А пока замечу мельком о нашем пребывании в Краснодарском крае. Там, невзирая на фамилию, Нину охотно взяли на работу с ее дипломом инженера по холодильным установкам. У меня даже оказалось преимущество. Я не жил на оккупированной территории в отличие от Нины и большинства местных жителей. Тут же был принят на работу в районную газету.

В июне 1956 -го наконец-то возвращаюсь в Ленинград с намерением поступить в университет. И тут узнаю, что на заочное и вечернее отделение журналистики документы принимают только с направлением от редакции газеты. Вот-те на!

О дневном не могло быть и речи. Стипендия смехотворная.

Коля Федичкин посоветовал подать заявление на дневное. Потом, мол, переведешься на вечернее или заочное. Витя предложил немедленно отправить телеграмму в Успенскую, пусть скорей пришлют направление. Друзья близко к сердцу приняли мою неудачу, наперебой предлагали различные варианты. Только Костя при его сдержанном характере внешне не проявлял никаких эмоций.

-Экзамены на заочное раньше, чем на дневное отделение? - Спросил он.

-Да.

-Ты окончил школу давно, пять лет назад. С таким перерывом можно завалиться. Лучше сохранить шанс для повторных экзаменов на дневном. Будешь и требования знать, и пробелы проштудировать сможешь по заваленному предмету. Я узнаю в многотиражке нашего завода, не требуется ли им сотрудник. Если нет, авось что-нибудь дельное подскажут.

Я знал, что Костя пользовался доверием в партийных кругах, но что на следующий день последует его телефонный звонок, да еще с таким немыслимым, на мой взгляд, сообщением, не ожидал. Оказывается, он, или кто-то по его просьбе, связался с сектором печати Обкома, и мне на завтра заказан пропуск.

Необходимо, предупредил Костя, взять с собой трудовую книжку и мои публикации в театральной газете и в районке.

Так я впервые переступил порог Смольного. И в тот же день, не затягивая со сборами, отправился в глухомань, в поселок Осьмино. Там я был оформлен в штат районной газеты "Новая жизнь". Одно название чего стоит! И жизнь таковая началась после довольно успешной сдачи вступительных экзаменов. Не зря в Успенке старался штудировать школьную программу.

В Осьмино подружился с сотрудником газеты Виктором Смирновым. С ним мы оказались на одном курсе заочного отделения. Вместе го-товились к зачетам.

Вскоре Осьминский район объединили с Волосовским. Газету закрыли. Меня перевели во Всеволожскую газету "Трудовая слава". Всего 40 минут езды от Ленинграда вместо прежних 4-х часов. А Витя сделал головокружительную карьеру по комсомольской линии - от райкома до ЦК комсомола. Виделись мы теперь только на зимних и весенних сессиях.

По окончанию университета Виктор стоял у руководства всей пионерской организации страны. Он мечтал стать детским писателем, и целеустремленно двигался по этому пути. Долгое время работал заместителем редактора "Пионерской правды". Бывая в Москве, я останавливался у него. И тогда вечерами разговорам нашим не было конца. Прав был Валерий Купецкий, сказав когда-то, что расстояние настоящую дружбу крепит. Мы с Виктором еще раз это подтвердили.

Сейчас Виктор Федорович Смирнов известен как детский писатель Виктор Кологрив. Он возглавляет интересный, прекрасно оформляемый журнал "Семья и школа".

Если дружбу, как родство душ, рискнуть сопоставить с родословной, то получатся две ее ветви - с корнями студенческо-трудовыми и детско-юношескими.

К более поздней студенческо-трудовой ветви, раз уж я поделил так, не могу не отнести также Игоря Венцеля, очень талантливого, но, увы, зашоренного местечковыми порядками и безобразиями, дальше которых в своем творчестве не шагнул. Стихи Игоря ярче и образнее многих маститых поэтов, но известность его местечковых границ не переступила. Мы с ним вместе учились в университете, вместе работали несколько лет, как и с другим студентом заочником и коллегой Зиновием Ароновым, очень душевным и располагающим к себе человеком.

Встретившись как-то у меня дома с нашей компанией, он из-за этих своих качеств вскоре стал своим. Очень понравился Ваве и Дане, Вите Сморкачеву, давно вернувшемуся из Арзамамса, не оставил равнодушными Костю с Тасей. Отличительной чертой Зиновия было умение приходить на помощь в трудную минуту. Ваву с Данной он вывел из тупиковой ситуации, устроив их дочь Машу в детский сад рядом с домом. Отсутствие свободных мест в близлежащих детских садах, вынуждало поочередно сидеть с маленькой Машей дедушку и бабушку, приезжавших в район новостроек с Васильевского острова.

Когда у Таси заболевали дети, Зиновий (мы его звали Зином) направлял к Поляковым своего брата, опытного врача терапевта, который совершенно бескорыстно лечил и наблюдал за ними до выздоровления.

Зин уговорил свою мать, доктора наук, посодействовать в устройстве Нины на работу лаборантом к биофизикам университета. Далее Нина пошла в гору сама, сдав аспирантские экзамены и защитив кандидатскую диссертацию.

Вава защитился значительно раньше. Мы все были на его защите, в которой он утверждал о наличии свободной ото льдов воды в высоких широтах, что позволяет продлить сроки навигации по Северному морскому пути. Диссертация была настолько смела и нова, что на ней даже "скрестились мечи".

Говоря о влиянии на природу солнечной активности, он упомянул запретное имя Чижевского. Отсюда и весь сыр-бор. О Вавиной защите я лишь упомянул здесь. Она составная часть его жизни. Потому не лучше ли остановиться на этой теме в подробном рассказе о нем.

Если начинать рассказывать о друзьях по порядку, надо бы начать с Коли Федичкина. Но о нем в предыдущих главах очень много сказано.

Пальму первенства вполне заслуживает Витя Сморкачев. По сути с него всё началось. Теперь лишь стоит продолжить начатое когда-то. И хватит прозы! О друзьях юности следует повествовать "высоким штилем".

Итак, возвращаюсь к нашему основному "квинтету" , с которого все началось, и которому в основном посвящена эта глава.






Личность-
Виктор Сморкачёв
Место-Старый Петергоф

С годами он лишился
"гривы,"
Но сохранил свой нрав
строптивый.